К столетию со дня рождения 

врача-психиатра Александ​​​ра Владимировича Крыжановского 
(22 декабря 1923 – 26 июля 1994)

Отец

Прошло сто лет со дня рождения доктора Александра Владимировича Крыжановского.  Он родился в семье фармацевтов 22 декабря 1923 года в Умани, куда его отец, Владимир Владиславович, переехал из Киева заведовать аптекой в начале 20-х годов прошлого века.

А как на самом деле звали Парацельса?

Круглый отличник Саша Крыжановский учился в двух киевских вузах — политехническом (КПИ) и медицинском (КМИ).  Мечтал лучше познать работу мозга.  Для этого помимо физиологии и медицины старался освоить и точные науки.  Сначала поступил в КПИ.  Разрывался между инженерией и медициной полтора года.  В итоге выбрал медицину.  При этом сохранил на всю жизнь дружбу с талантливыми ребятами из КПИ.  Блестяще успевал по всем предметам, включая древнюю латынь. Истинный эрудит, он мог с улыбкой поинтересоваться у своих однокурсников, как на самом деле звали великого врача-реформатора эпохи Возрождения Парацельса? И тут же сообщал: Филипп Ауреол Теофраст Бомбаст фон Гогенгейм.  Псевдоним означал, что он последователь древнеримского врача Цельса (Celsus): Para (греч. близкий) + Celsus = Paracelsus.  Об этом много лет спустя рассказывала сыну Александра Владимировича на экзамене по латыни в том же мединституте бывшая преподавательница отца, которая в начале 70-х уже заведовала кафедрой латинского языка КМИ. 

Ярким студентом Крыжановским восхищались многие однокурсницы. Саша полюбил Зину – красавицу и отличницу. Правда, за Зиной стал ухаживать ещё один парень. Тогда Саша попросил её определиться:

Если любишь ты Сергея, то скажи мне не робея.

Если любишь Сашку всё же, объясни тогда Серёже,

Как нелепа цифра 3 в математике любви.

Зина определилась, и они с Сашей поженились в июле 1950.

Жена

В 1951 году Александр Владимирович с отличием окончил мединститут. Его направили на работу психиатром в областную психиатрическую больницу в г. Смела Черкасской области. (К слову, тогда, в 1951, это ещё была Киевская область, т.к. Черкасскую сшили из лоскутков соседних областей только в 1954 году. После чего бывшую колонию для душевнобольных преступников – смесь «Зоны» и «Палаты №6» – стали называть Черкасской областной психиатрической больницей №1). Там он столкнулся с «правдой жизни», когда в условиях послевоенных нищеты и разрухи надо было лечить самых тяжёлых больных, которых присылали туда со всей области. Спасали поддержка жены, энергия молодости и чувство юмора.

«Нам нужны титаны!!!» или как улучшить работу провинциальной больницы в непростое послевоенное время?

Эта история вошла в книгу его сокурсника и друга А.Н. Лука «О чувстве юмора и остроумии»:

«Главный врач больницы, человек не очень молодой, не очень умный, но зато чрезвычайно говорливый, очень часто собирал врачебные совещания для обсуждения вопросов, не стоящих выеденного яйца.

Никому не хотелось ходить на собрания, но ничего не поделаешь: раз начальство велит — значит, терпи! И терпели. Но однажды во время очередной пустословной сходки вышел на трибуну доктор К., человек серьезный и в то же время несколько озорной.  «Что нужно нашей больнице, чтобы изжить, наконец, недостатки? — начал он весьма патетическим тоном.  Нам нужны титаны!!!» — продолжал он громовым голосом, и тут же спокойно пояснил, что имеет в виду обеспечение больных горячей водой. Эффект был великолепный, хотя доктор К. похвалы и одобрения начальства не заслужил. В приведенном примере прекрасно обыграно двойное значение слова титан. Ораторский темперамент и пафос доктора К. натолкнули слушателей на мысль, что речь идет о человеке-титане; именно это значение слова было воспринято аудиторией. Неожиданный переход ко второму значению — котёл для нагрева воды — оказался внезапным и остроумным».

Думающий врач

С 1956 года Александр Владимирович работал в Киевском городском психоневрологическом диспансере.  Многие годы   заведовал отделением. 

Своими учителями Александр Владимирович считал профессоров И.А. Полищука, заведующего кафедрой психиатрии Киевского государственного института усовершенствования врачей, и П.В. Бирюковича, заведующего отделением психиатрии и патологии высшей нервной деятельности в Институте физиологии им. А. А. Богомольца АН УССР, — учеников выдающегося психиатра и патофизиолога, академика В. П. Протопопова

Ценил их не только как прекрасных специалистов — «зубров» психиатрии, но и за силу характера. Александр Владимирович с восхищением вспоминал, как И.А. Полищук в расцвете карьеры пригласил на свой юбилей маму — простую деревенскую женщину.  Это отличало профессора Полищука от некоторых «интеллигентов из народа», которые нередко стеснялись своих родителей.  По воспоминаниям Александра Владимировича тот же Иосиф Адамович с юмором рассказывал коллегам, как подростком во времена НЭПа перед приходом поездов лихо облизывал на вокзальной платформе бутерброды с икрой по команде хозяина: «Освежить бутерброды!»

Многому Александр Владимирович научился и у известного психиатра Я.П. Фрумкина — заведующего кафедрой психиатрии КМИ. 

Свою научную работу Александр Владимирович посвятил механизмам развития и лечению расстройств настроения - аффективных расстройств [1-3, 5,6].  Эпиграфом для книги «Циклотимические депрессии» [6], в которой подытожил свой клинический опыт, взял строку из Карамзина: «О, Меланхолия, ты мне милее всех...»  «Больные циклотимией, — писал Александр Владимирович, — в большинстве случаев — располагающие к себе, деятельные и часто весьма одарённые люди. Их страдания вызывают сочувствие и, как выразился В.П. Протопопов, заставляют думать».  Вот  Александр Владимирович и думал, и писал, и делал всё что мог, чтобы помочь таким людям, которым и посвятил эту книгу [6].  

«Человечно-самобытной» называл книгу в своих отзывах профессор-психотерапевт М.Е. Бурно [7,8] и добавлял: «Это углублённый тонкий клиницизм». Из золотых россыпей практических советов отмечал, например, такие [8]: «Впервые заболевшему циклотимической депрессией при первой же встрече с врачом-психиатром обычно не терпится получить ответы на три наиболее волнующих его вопроса: 1) «Не сойду ли я с ума?», 2) «Излечимо ли это заболевание?», 3) «Не попаду ли я в психиатрическую лечебницу?»». Ответ на первый вопрос. «Ваша болезнь — болезнь чувств, а не рассудка. Безумие, как Вы его понимаете, Вам не угрожает». Ответ на второй вопрос. «… заболевание безусловно излечимо, более того — оно может пройти даже без лечения (как пришло — так и уйдёт), но лечиться следует обязательно, чтобы уже сегодня облегчить страдания, сократить срок болезни и предупредить её рецидив. «Обратившись к врачу, Вы уже сделали первый шаг к излечению. Теперь от Вас требуется только согласие на лечение и терпение, а время будет работать на Вас»». Ответ на третий вопрос. «Врач задаёт больному вопрос: «Как Вы предпочитаете лечиться — амбулаторно или в стационаре?» Уже сама постановка психологически готовит пациента к возможности госпитализации, но вместе с тем демонстрирует свободу выбора и таким образом убеждает его, что заболевание не так уж серьёзно, если врач доверяет ему и не прибегает к принуждению. Чаще всего больной не даёт сразу согласия на стационарное лечение. Если нет неотложных показаний для госпитализации, то настаивать на ней в подобных случаях не следует, отложив разговор до одного из следующих посещений». 

Александр Владимирович рекомендовал посоветовать родственникам в беседе с больным сочувственно выслушивать его монологи, избегать «поучений и тем более — упрёков, запугиваний и угроз».  Призывал научиться сострадать и таким образом помочь близкому человеку, а вовсе не путём «развлечений, «увеселений», поездок в дом отдыха и т.п.» Объяснял, что «чёрствость и ожесточение губительны для страдающего депрессией. Побеждают «любовь, верность, милосердие» (Сервантес)». 

В книге «Циклотимические депрессии» Александр Владимирович высказал весьма интересную мысль, что, изучив тонкие молекулярные перемены в организме людей, которые независимо от внешних причин испытывают периодические спады и всплески настроения, можно будет лучше понять процессы старения и омоложения нашего организма.  

Отдельно следует отметить, что Александру Владимировичу в сотрудничестве с Б.А. Ройтрубом из Института физиологии АН УССР удалось установить конформационные переходы в белках сыворотки крови при различных эмоциональных состояниях (в том числе и у людей, страдающих маниакально-депрессивным психозом) [9]. Иными словами, оказалось, что человек не только поразительно меняется внешне (стареет в депрессивную и соответственно молодеет в маниакальную фазу болезни), но и физико-химические свойства белков крови при этом также изменяются.  Эти результаты не только отражали/объективизировали проявления душевного недуга на молекулярном уровне, но и давали врачам теоретическую возможность косвенно следить за успехом лечения по конформационным сдвигам в белках крови. Возможно в ближайшем будущем это станет доступным на практике.

Подвижник и бессребреник

Наряду с клиникой и наукой Александр Владимирович много времени уделял организации психиатрической помощи. Он был подвижник.  Одновременно с основной работой (лечащий врач, зав. отделением, консультант) многие годы бесплатно трудился главным (внештатным) психиатром Киева. Открывал в городе новые дневные стационары, «телефон доверия» для профилактики самоубийств.  Внедрял в Киевском горздраве и «на местах» перфокарты, чтобы легче было хранить и обрабатывать медицинские данные.  Делился клиническим опытом в лекциях, статьях и методических рекомендациях.  Печатал и распространял памятки для санпросвета.  В них просто и доходчиво объяснял больным и их родственникам весьма важные практические «мелочи», которые обязательно следует учитывать, принимая, например, препараты лития.

Всегда призывал к милосердию, отстаивал права душевнобольных.  Неудивительно, что его пригласили написать главу по деонтологии в психиатрии для всесоюзного сборника «Деонтология советского врача» [4]. Александр Владимирович напоминал коллегам об особой ответственности тех, кому люди доверяют «нечто большее, чем просто здоровье», но также «свою душу и свою судьбу».  «Психоз и невроз обнажают самые интимные переживания пациента и все тонкости его отношений с людьми в семье и обществе», — писал Александр Владимирович [4].  «Поэтому больному хочется видеть в своём целителе не просто добросовестного чиновника в белом халате, а учителя и друга». К этому он и стремился всю жизнь, не жалея сил, не считаясь со временем, вдохновляя других своим примером.  Для тех, кто обращался к нему за помощью, он был и целитель, и утешитель, и учитель в борьбе за здоровье души.  

Коллега Александра Владимировича — Л.И. Завилянская, которая тоже многие годы заведовала ещё одним отделением в Киевском городском психоневрологическом диспансере, вспоминала: «У А.В. было искреннее желание помочь. Его пациенты неизменно отвечали на это благодарностью. Желание порадовать врача улучшением собственного состояния становилось мощным терапевтическим фактором».  

Вот ещё слова Л.И. Завилянской: «О скромности А.В. можно говорить долго. Приведу один только пример.  Когда в 1972-м году диспансер переехал в новое трехэтажное здание, все радовались просторным новым помещениям. А.В. как заведующий должен был выбрать комнату для своего кабинета.  А.В. выбрал крохотную комнатку. Он не соотносил размер кабинета со значимостью личности.  Кабинет для него был местом работы, а не знаком высокого статуса. В больших комнатах разместились палаты». 

Почти полвека тому назад Александр Владимирович говорил о том, что в психиатрии «недопустим шаблонный подход к назначениям, особенно когда дело касается психофармакологических средств».  Призывал коллег преодолеть «иллюзию полной безопасности» многочисленных новых лекарств [4].  «Бездумное назначение сильнодействующих психотропных препаратов, — писал он, — есть грубое вмешательство в интимнейшие обменные процессы мозга» — физиологическую основу психической жизни [4].  Поэтому «психиатр, назначающий подобные средства, должен чувствовать такую же степень ответственности, как и нейрохирург, проделывающий стереотаксическую операцию на мозге».

Совет иногда облекал в форму афоризма: «Искусство психотерапии — это не умение красиво говорить, а умение терпеливо слушать».  Чувствуя, что глава в сборнике по деонтологии ему удалась (в ней он высказал своё кредо), подарил экземпляр книги «Дорогой мамочке — моему Вдохновителю». Маму он боготворил. Это была необыкновенная женщина.  Вот лишь несколько штрихов к её портрету.

Мама в молодости

Оставшись в 13 лет круглой сиротой, она пошла работать в больницу санитаркой.  Сама подготовилась и сдала экстерном экзамены за 10 классов мужской гимназии.  Без этого не принимали в киевский Императорский Университет св. Владимира.  Выучилась на провизора и стала работать в лучшей киевской университетской аптеке А. Марцинчика на Крещатике в здании, на месте которого сейчас находится горсовет.  Это была весьма престижная и ответственная работа, так как в то время в аптеках не просто продавали, а зачастую готовили лекарства.  Тут нельзя было ошибиться, ведь как учил тот самый упомянутый выше Парацельс, лишь доза отделяет лекарство от яда.  Жалованье ей положили достойное — 65 рублей золотом в месяц, чем она по праву гордилась (коллеги мужчины могли получать там же 55 рублей в месяц).  Кстати, в то время хороший обед на двоих, включавший «горячий шоколад», в ресторане на Крещатике стоил, по её словам, 20 копеек.  К работе относилась очень ответственно.  Могла, например, позвонить в университетскую клинику приват-доценту Н.Д. Стражеско (с которого, говорят, бывший киевский студент-медик М.А. Булгаков написал потом образ доктора Борменталя), чтобы уточнить дозу сильнодействующего препарата в рецепте капель, которые Николай Дмитриевич часто назначал при сердечных недугах (со временем  их стали называть каплями Стражеско).  Николай Дмитриевич её за это от души благодарил: в том рецепте он пропустил один из нолей после запятой.  Показательный пример. По-другому она не могла: ею всю жизнь двигала истинная забота о людях.  «Если можешь чем-то помочь человеку, всегда помоги!» — учила она внука.  На пенсию вышла в 78 лет (65 лет трудового стажа).

Будучи уже опытным и знающим врачом «с именем», Александр Владимирович трепетно и уважительно относился к советам коллег, не стеснялся созывать консилиумы, чтобы уточнить диагноз и/или выбор лечения. 

Не брал взяток, отказывался, как он говорил, от «подношений» будь то от пациентов или от их родственников.  Доходило до курьёзов.  Гуляя как-то на улице с дочкой, должен был убегать от благодарного коллеги-ученика, который попробовал вручить учителю «ценный подарок». 

Хранил медицинскую тайну.  К нему за помощью обращались многие известные творческие люди, но он никогда не упоминал дома их имён. Только после его смерти родные обнаружили целую полку книг с тёплыми благодарственными надписями от известных литераторов или, скажем, многочисленные рекламные сувениры от звезды украинской эстрады. 

Мог освоить разговорный испанский, чтобы лучше понять и помочь учившимся в Киеве кубинцам.  Из записей произведений своего любимого композитора Бетховена составлял для больных сеансы музыкотерапии.  Поставил в отделении рояль.  Писал в стол стихи.

«Постижение человека»

Под псевдонимом Владимир Надеждин (в честь родителей) напечатал в 1990 году сборник своих афоризмов и размышлений «Постижение человека».  Подталкивали время и врачебный долг: «Познать человека — спасти человечество».  В предисловии писал: «Наша духовная зрелость угрожающе отстаёт от материальных достижений цивилизации.  Мудрость отчуждается от власти человека. Всё двусмысленнее и призрачней становится его господство над природой и миром».  Рисунки к книге сделал прекрасный художник-график С.Ф. Адамович

Небольшую по размерам и тиражу (5 тысяч экземпляров) книгу мгновенно раскупили. Как отметил один рецензент, выход сборника «без преувеличения можно назвать незаурядным явлением в послеоктябрьской культуре.  И вот почему.  Афоризмы и размышления, составляющие книгу, — довольно своеобразный, редкий жанр морально-философской литературы.  До сих пор советский читатель был знаком с ним только по произведениям в основном зарубежных или дореволюционных отечественных авторов — мыслителей древности, государственных и политических деятелей разных народов и эпох, выдающихся писателей и художников».  Впечатлило рецензента и то, что неизвестный ему современный автор, в книге, где «нет морализаторства, а есть уроки жизни» отважился вынести на читательский суд «свою сущность».  Следом вышло 2-е дополненное издание [10].  Вот эпиграф: 

«…Если велик человек — так в созидании; 
если жалок — так в суете; 
если прекрасен — так в добре; 
если уродлив — так в фанатизме; 
если счастлив — так в любви; 
если несчастен — так в несовершенстве;
если смешон — так в тщеславии; 
если трагичен — так в жестокости; 
если загадочен — так в предназначении. 
Но кто бы ты ни был — ты свободен; 
кто бы ты ни был — ты полноправен; 
кто бы ты ни был — ты Человек!»  

 Афористично назвал Александр Владимирович и разделы книги. Примеры: 
«Быть женщиной требует большего мужества, чем быть мужчиной» 
«Старость — либо тихий эпилог жизни, либо вопиющий пролог смерти» 
«Молодых лечит время, стариков — забота, участие же необходимо всем» 

Афоризмы и размышления отражали человеколюбие и мудрость автора.  Его научно-философские мысли.  Вот, например, одна из них (стр. 35): «Человек смертен, будучи существом одухотворенным. Это ли не доказательство того, что он скорее орудие, чем самоцель Природы?» 

И, как бы отвечая на этот вопрос, Александр Владимирович развивал мысль на следующей странице: «Человеческая жизнь — не более как кокетливое заглядывание Природы в зеркало самопознания».

Александр Владимирович одновременно был и «лириком», и «физиком».  Не пропускал и водил всю семью («развивал детей») на концерты Святослава Рихтера, выступления Ираклия Андроникова, лучшие концерты симфонической музыки – в основном Бетховен и Моцарт, интересные спектакли как киевских, так и приезжающих в город театральных трупп.  Очень любил Шекспира, Сервантеса, Гёте и Пушкина. Ценил талантливых поэтов и писателей-современников.

Семья

Выписывал не только «Медгазету», но и «Литературку», не говоря уже о массе «толстых» журналов.  Постоянно следил за новинками отечественной и зарубежной литературы по психиатрии.  Многие часы проводил в «Медкниге» и в расположенной рядом республиканской медбиблиотеке.  Его там все знали.  Читал работы на многих европейских языках: английском, немецком, французском, испанском, польском, чешском и др.  Штудировал в оригинале труды классиков мировой психиатрии таких как Блёйлер и Крепелин.

Страсть к точным наукам, годы учёбы в КПИ, друзья-«технократы» также оставались частью его жизни. Как многие «шестидесятники», видел в расцвете наук и технологий основу прогресса человечества.  Его очень интересовали попытки моделировать работу мозга — разминка перед тем, как создать искусственный разум.  Много общался с людьми из мира физики и кибернетики, в частности, из Института кибернетики АН УССР, руководимого академиком В.М. Глушковым. Задумывался о научном определении понятия «душа». О физическом механизме её возможного существования после смерти человека.

Смотрел на мир по-философски.  Вот слова Александра Владимировича из письма коллеге-психотерапевту от 21 марта 1994 года [8]: «Наш разум — часть мирового сознания, пытающаяся постичь целое. Беда человечества в том, что оно не знает своего истинного предназначения.  Разум более приспособлен к познанию окружающего мира, чем самого человека. Иначе не могло бы случиться так, что в течение тысячелетий прогресса мы оказались неспособными к целесообразному устройству общества, сохранив в нём войны и другие виды насилия, культивируя самые чудовищные пороки. Над трагедией существования человечества, как определили ещё библейские мудрецы, постоянно висит дамоклов меч Апокалипсиса. …быть может, Бог есть персонификация недоступной нам высокой цивилизации на просторах Вселенной, цивилизации, для которой Земля — всего лишь опытное поле».  Умер Александр Владимирович в Киеве 26 июля 1994 года. Похоронен рядом с родителями на Байковом кладбище. 

Как известно, Эль Греко искал образы святых для своих картин среди душевнобольных, так как считал, что «нормальный человек» святым быть не может. Александр Владимирович Крыжановский — блестящий клиницист, подвижник и бессребреник — всю свою жизнь терпеливо, преданно и самозабвенно помогал людям, которые страдали от душевных недугов.  И в этом его святость.

Литература

1.  Крыжановский А.В. О структуре психических и соматических расстройств при атипичных приступах циклотимических депрессий. // Проблемы патологии высшей нервной деятельности, соматических нарушений, клиники и терапии психозов. — Киев, 1965. — С. 315—318.  

2. Крыжановский А.В. О критериях дифференциальной диагностики неврозов и неврозоподобных приступов циклотимии. // Неврозы и их лечение. — Л., 1969.  — С.53—57. 

3.  Крыжановский А.В. Клиника и дифференциальная диагностика циклотимии: Методические рекомендации. — Киев, 1976. — 22 с. 

4. Крыжановский А.В. Деонтология в психиатрической клинике. // Деонтология советского врача. Под ред. проф. Г.И. Царегородцева и проф. С.С. Гурвича. — Киев: Здоров’я, 1976. — С. 85-93. 

5. Крыжановский А.В., Крыжановская Л.А. О психотерапии циклотимических депрессий. // Актуальные вопросы пограничной психиатрии. — М., 1991. — С. 54—57. 

6. Крыжановский А.В. Циклотимические депрессии. Клиника, лечение и предупреждение приступов. — Киев: Ассоциация психиатров Украины, 1995. — 272 с. 

7.  Бурно М.Е. Новая книга о циклотимии (Рецензия) // Независимый психиатрический журнал. — 1997, № 1. — С. 78. 

8. Бурно М.Е. О советских украинских психотерапевтах послевоенного времени. // Профессиональная психотерапевтическая газета, 2022, выпуск 7 (статья номера). 

9. Ройтруб Б.А., Крыжановский А.В., Крыжановская Л.А. Конформационные переходы в сывороточных белках крови человека при различном эмоциональном состоянии // Физиологический журнал, 1987. — Т. 33. — V 6. — С. 18—23. 

10.  Надеждин В.А. Постижение человека: Афоризмы и размышления. — Киев: Рад. пысьмэннык, 1991. — 160 с.